28.07.2010 в 16:30
Пишет «Юмор без пошлости»:ПАРОДИЯ
не панское, и донкихотское, и санчо-панское. Начати же ся песне той не по
замышлению Боянову, а по измышлению Кирсанова, того самого Семы, с кем все
мы знакомы. Раз-два, взяли!
У Мадридских у ворот
Правят девки хоровод.
Кровь у девушек горит,
И орут на весь Мадрид
"Во саду ли, в огороде"
В Лопе-Вежьем переводе.
Входят в круг молодчики,
Хороводоводчики,
Толедские, гранадские,
Лихачи Кордовичи.
Гряньте им казацкую,
Скрипачи хаймовичи!
Вот на почин и есть зачин и для женщин, и для мужчин, и все чин чином,
а теперь за зачином начинаю свой сказ грешный аз.
Во граде Мадриде груда народу всякого роду, всякой твари по паре,
разные люди и в разном ладе, вредные дяди и бледные леди. И состоял там в
поповском кадре поп-гололоб, по-ихнему падре, по имени Педро, умом немудрый,
душою нещедрый, выдра выдрой, лахудра лахудрой. И был у него пес-такса, нос
- вакса, по-гишпански Эль-Кано. Вставал он рано, пил из фонтана, а есть не
ел, не потому что говел, а потому, что тот падре Педро, занудре-паскудре,
был жадная гадина, неладная жадина, сам-то ел, а для Эль-Кано жалел.
Сидел падре в Мадриде. Глядел на корриду, ржал песню о Сиде, жрал
олла-подриде, пил вино из бокала, сосал сладкое - сало, и все ему мало,
проел сыр до дыр, испачкал поповский мундир.
Вот сыр так сыр,
Вот пир так пир.
У меня все есть,
А у таксы нема,
Я могу все есть
Выше максимума.
Ох и стало такое обидно, ох и стало Эль-Кано завидно, и, не помня себя
от злости, цапанул он полкости и бежать. Произнес тут нечто падре про
собачью мадре, что по-ихнему мать, схватил тут дубинку и убил псих псинку, и
в яму закопал, и надпись надписал, что во граде Мадриде падре в тесноте и
обиде от такс. Так-с! Ну и дела - как сажа бела!
А нас счастье не минь, а Педро аминь, а критика сгинь! Дзинь!
URL записиrai9729 поделилась ссылкой
ПАРОДИЯ
Сие сказанное мое гишпанское, игристое, как шампанское, не сиротское ине панское, и донкихотское, и санчо-панское. Начати же ся песне той не по
замышлению Боянову, а по измышлению Кирсанова, того самого Семы, с кем все
мы знакомы. Раз-два, взяли!
У Мадридских у ворот
Правят девки хоровод.
Кровь у девушек горит,
И орут на весь Мадрид
"Во саду ли, в огороде"
В Лопе-Вежьем переводе.
Входят в круг молодчики,
Хороводоводчики,
Толедские, гранадские,
Лихачи Кордовичи.
Гряньте им казацкую,
Скрипачи хаймовичи!
Вот на почин и есть зачин и для женщин, и для мужчин, и все чин чином,
а теперь за зачином начинаю свой сказ грешный аз.
Во граде Мадриде груда народу всякого роду, всякой твари по паре,
разные люди и в разном ладе, вредные дяди и бледные леди. И состоял там в
поповском кадре поп-гололоб, по-ихнему падре, по имени Педро, умом немудрый,
душою нещедрый, выдра выдрой, лахудра лахудрой. И был у него пес-такса, нос
- вакса, по-гишпански Эль-Кано. Вставал он рано, пил из фонтана, а есть не
ел, не потому что говел, а потому, что тот падре Педро, занудре-паскудре,
был жадная гадина, неладная жадина, сам-то ел, а для Эль-Кано жалел.
Сидел падре в Мадриде. Глядел на корриду, ржал песню о Сиде, жрал
олла-подриде, пил вино из бокала, сосал сладкое - сало, и все ему мало,
проел сыр до дыр, испачкал поповский мундир.
Вот сыр так сыр,
Вот пир так пир.
У меня все есть,
А у таксы нема,
Я могу все есть
Выше максимума.
Ох и стало такое обидно, ох и стало Эль-Кано завидно, и, не помня себя
от злости, цапанул он полкости и бежать. Произнес тут нечто падре про
собачью мадре, что по-ихнему мать, схватил тут дубинку и убил псих псинку, и
в яму закопал, и надпись надписал, что во граде Мадриде падре в тесноте и
обиде от такс. Так-с! Ну и дела - как сажа бела!
А нас счастье не минь, а Педро аминь, а критика сгинь! Дзинь!